Захват и защита бизнеса: приемы и механизмы

Игроки рынка недружественных поглощений

За подробностями мы решили обратиться к членам интернет-сообщества, сформировавшегося вокруг сайта www.zahvat.ru. Этот сайт посвящен враждебным захватам предприятий в России. Его участники – профессиональные юристы, занимающиеся разработкой схем недружественных поглощений.

На наши вопросы согласились ответить трое специалистов – Андрей Тюкалов, Сергей Герасимов и Дмитрий Рославлев. По понятным причинам об их должностях и местах работы мы вынуждены умолчать.

– Кто такие рейдеры? Несет ли, по-вашему, этот термин негативную окраску, или это совершенно нейтральное понятие?

Сергей Герасимов: «Рейдер» (от англ. raider) – военный корабль, самостоятельно выполняющий  боевое задание, направленное на уничтожение транспорта и торговых судов противника. То есть это боевая единица, уничтожающая именно мирные и невооруженные корабли.

Дмитрий Рославлев: Экономический смысл здесь таков. Рейдер – это некий субъект, агрессивно приобретающий компанию без согласия акционеров (участников), работников, администрации. Конечно же, термин имеет негативную окраску. Нельзя говорить, что нападающий – заведомо умный и сильный противник, преследующий благую цель. Имущественные споры, фактическим предметом которых является установление контроля над компаниями путем недружественного поглощения, стали обычной практикой предпринимательской жизни. Методы, используемые инициаторами недружественных поглощений, как правило, относительно законны, но в то же время далеки от норм этики и морали. В ход идут и манипуляция общественным мнением, и лоббизм, и биржевые махинации, и применение физической силы. Правда, ответная реакция объектов интересов рейдеров зачастую также далека от идеала.

– Насколько привлекательна «профессия» рейдера? Наверное, это рискованное дело?

Андрей Тюкалов: В Штатах говорят, что честно зарабатывать от $200 000 в год молодому человеку в 25 лет можно, только став рейдером. Либо банкиром. То же самое применимо и к нашей стране. Только отличие в том, что для нас 200 000 долларов – это другие деньги. Но даже при такой арифметике зарабатывают на этом бизнесе у нас гораздо больше. Много молодых и агрессивных людей уходят в этот бизнес.

Насчет риска – да, встречаются нехорошие люди, желающие выместить свои обиды на нас, исполнителях. Нередко пытаются препятствовать нашей деятельности (и небезуспешно). Бывает, что и угрожают физическим воздействием. Но от этого тут никуда не деться.

– Кто обычно делает рейдерам заказы на захват? В основном это известные крупные компании или теневые полукриминальные группировки?

С.Г.: Не прочь согрешить тут все, была бы возможность. Я бы выделил две группы: одноразовые клиенты и постоянные.

Постоянные клиенты часто практикуют данные операции. Поэтому у них, как правило, есть собственные рейдерские группы. Но поскольку проектов много, то работают они и со сторонними организациями. Ставки за услуги наемников – 20 25 процентов от прибыли проекта. Можно брать и недвижимостью: например, если у завода пять корпусов, один мы берем себе.

Другая категория – клиенты, решившиеся на разовую сделку. К ним относятся гендиректора, выживающие собственников, разругавшиеся партнеры, обиженные миноритарии. Все это лица, не зарабатывающие на захватах. Совершив захват для них, мы становимся свидетелями их предательства и подлости, и поэтому очень неудобны. Вот тут начинаются проблемы. Они любого могут обвинить во всех грехах, припомнив все, чтобы самим выглядеть чистыми и непогрешимыми. Иногда приходится жестко ставить их на место…
– Ради чего, как правило, захватывают предприятия? Ради существующего бизнеса или просто из-за привлекательных активов?

Д.Р.: В Москве предприятия в 99 процентах случаев захватываются ради земли и недвижимости. Бизнес, как правило, неинтересен: цена недвижимости обычно несопоставимо выше стоимости бизнеса. Захватчики заходят на объект и продают активы. Профильную деятельность развивать просто не станут.

Однако сейчас наблюдается интересная тенденция. Объектов с интересными активами и без успешного бизнеса остается все меньше. А объекты с прибыльной уставной деятельностью и захватывать сложнее. У них высокая оперативная ликвидность, и при захвате менеджмент достаточно быстро привлекает деньги и отстраивает дорогую защиту, в том числе контрскупку акций. Поэтому сейчас при предложении инвестору объектов поглощения мы все чаще обращаем внимание на наличие интересного бизнеса и его стоимость закладываем в бюджет.

То же самое и с землей Подмосковья. Уже практически все колхозы скуплены. Почти никто из рейдеров не планирует заниматься сельским хозяйством. Земли переводятся из сельхозназначения и используются под коммерческую застройку. Рентабельность космическая: купил колхоз за три млн долларов, продал на участки уже за сорок.

В регионах ситуация противоположная. Земля и недвижимость там ничего не стоят, только бизнес. Особенно если речь идет о машиностроении, энергетике, связи, сельском хозяйстве.

– Реально ли защитить бизнес от недружественного поглощения? Что для этого нужно сделать? Сколько требуется для этого ресурсов?

А.Т.: Директора предприятий-жертв обычно считают, что сами все смогут. Мол, есть государство, милиция, штатный юрист… Они все сделают, и восторжествует справедливость. Вера в победу не пропадает даже после штурма здания ЧОПом и службой судебных приставов. Через два месяца после входа, когда бывший юрисконсульт эмитента порекомендует ему вывести оставшиеся активы, будет уже поздно. Выводить будет уже нечего. Но и даже тогда директор не признает, что был не прав…

Есть фирмы, которые специализируются именно на защите от поглощения. С руководителями многих из них мы поддерживаем теплые отношения. Все в один голос говорят, что на защите не заработаешь: бороться с поглотителем за «консультационную» ставку грустно. Интересно отбить актив от захватчиков за долю этого актива – за 10 30 процентов. Но на такое «красные директора» не способны. Они до последнего будут рассчитывать на собственный ресурс и помощь государства и в результате все потеряют.

Следует отметить одну особенность в отношениях между «захватчиками» и «защитниками». Здесь «все течет, все меняется». Иногда «захватчиков» мучает совесть, и они становятся «добрыми феями». За копеечку или нескромный процент от цены они выручают из беды директоров, помогая им отбиться от «разбойников». «Феи» не могут жить без «злодеев», и наоборот. Соотношение их всегда одинаково. Иногда бывает такое, что «злодеи» и «феи» успешно трудятся в тандеме и вполне неплохо сосуществуют.

– Считаете ли вы, что при помощи административного ресурса можно избежать наказания за любые «грязные приемы» в области корпоративных отношений?

А.Т.: Рейдерский проект начинается с его планирования. Составляются план мероприятий и бюджет проекта. Так вот, существенная часть ресурсов при планировании бюджета и мероприятий отводится на решение «административных вопросов». Это покупка судебного решения и обеспечительных мер. Покупка услуг учреждения юстиции для обеспечения быстрой продажи имущества. Оплата закрытия уголовного дела. Это стандартная часть любого инвестиционного проекта.

Цены за судебные акты разнятся в зависимости от суда и сложности спора. Бюджет здесь – 25 100 тысяч долларов за судебный акт. Возбуждение уголовного дела стоит 10 60 тысяч долларов. Закрытие уголовного дела стоит больших денег. За 100 тысяч долларов служба судебных приставов из Москвы в составе 10 человек и физзащиты вылетит в любую точку России, чтобы исполнить самый нереальный исполнительный лист.

При таких расходах на взятки (пусть это будет даже 300 400 тысяч долларов) доход, приносимый рейдерским проектом, в несколько раз превышает затраты на него.

– Почему в России до сих пор так популярен силовой отъем бизнеса? Можно ли сегодня говорить о каких-то тенденциях?

А.Т.: Да, он очень популярен, так как здесь высокая рентабельность. Например, мы при подготовке бюджета поглощения исходим из рентабельности в 100 300 процентов. А есть люди, которые не возьмутся за объект, если не будут уверены, что окупят его 10 20 раз. Они могут подыскивать такой объект полгода – и полгода за него биться.

С.Г.: В последнее время наблюдается тенденция: что не сумеем захватить, то уничтожим. Как правило, так и получается. Компания-жертва к окончанию «боевых действий» уже настолько обескровлена, что уже не может вести прежнюю хозяйственную деятельность. Очень редко компания, выдержавшая атаку, сохраняет «довоенный» уровень производства. Однако, на мой взгляд, законодательство не должно препятствовать недружественным поглощениям. Необходимо лишь гарантировать их цивилизованный характер.